A+ A A-

Сочинение ЕГЭ по русскому. Проблема свободы слова, отношения к официальной точке зрения

Сочинение

Мы живем в свободной, прежде всего, от коммунистиче­ской идеологии стране, поэтому нам трудно представить се­бе, как можно было миллионам думать, говорить, писать одинаково. А ведь действительно так было: любое отклоне­ние от «линии партии» признавалось вольнодумством и жестоко наказывалось. Даже в определении понятий нельзя было отклоняться от общепринятой нормы, и именно об этом говорится в тексте Г. Смирнова. Автор поднимает про­блему не формулировки термина, а отношения к свободе мысли и слова. Замученные «классическим определением типического по Маленкову», одноклассники рассказчика могли только иронизировать, тогда как Юрий Карпухин пошел дальше: свой протест против партийной идеологии он выражал не только на обложке табеля, он не ограничивал «определением терминов партийными идеологами» свой ум, а мыслил глубже, шире, свободнее. Он рисковал, и, может быть, поэтому в финале говорится о том, что дальнейшая судьба Карпухина не ясна.

С автором данного текста не могу не согласиться, тем бо­лее что в нашей литературе найдется немало примеров того, как человек, выражая свое мнение, шел в разрез с идеоло­гией партии и за это дорого платил, но от своей позиции никогда не отказывался. Как показало время, истинное ис­кусство не то, которое писалось по заказу и правилам, а то, которое шло от сердца. Так было не только с Мастером — героем романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», но и с самим автором. Его тоже не печатали, запрещали, лишали возможности свободно думать и творить, но Булгаков не сдавался, ибо сам был Мастером. Поэтому у нас есть «Мас­тер и Маргарита», «Белая гвардия», «Собачье сердце». Кстати, в последнем произведении профессор Преображен­ский тоже дает не совсем официальное, но очень точное оп­ределение: «Разруха не в клозетах, а в головах».

Описанное в тексте общество без права на отклонение от официальной точки зрения на все, даже на термины, напом­нило мне роман Е. Замятина «Мы». Рыжеволосая 1-330, при­гласив инженера Д-503 в Древний Дом, говорит ему о том, что энтропия — блаженный покой — это смерть, нужна ре­волюция. Д-503 отстаивает идеологию Благодетеля: «Наша революция была последней!» Однако 1-330 удалось нарушить покой прежде всего инженера Д-503, и он уже понимает, что «бесконечности нет! Все конечно, все просто, все вычислимо». И пусть этот роман — утопия, но он должен пробудить в на­шем сознании мысль о том, что не всегда и не во всем надо соглашаться с официальной точкой зрения.

Таким образом, становится понятно, что нельзя следо­вать только за четко сформулированными классическими определениями, надо иметь свое видение на мир, вещи, по­нятия, особенно если это касается философских терминов. Нельзя впадать в энтропию, нужно «бороться и искать, най­ти и не сдаваться», как говорили герои романа В. Каверина «Два капитана».

Текст

(1)Недавно в статье видного лингвиста Н. Вашкевича я об­наружил предельно ясное и точное определение термина «ин­формация». (2)Оказывается, он происходит не от латинского «знания», как принято считать, а от арабского «различие»! (3)И сразу вспомнился мне эпизод полувековой давности...

(4)Я заканчивал десятилетку весной 1953 года, как раз тогда, когда умер Сталин. (5)Его преемник Г.М. Маленков выступил на каком-то важном собрании с программной ре­чью, в которой в числе прочего была дана важная для всей партийной идеологической работы установка — определение «типического». (6)Эта формулировка, сразу же провозгла­шенная «классической», гласила: «Типическое не то, что массово, а то, что с наибольшей полнотой выражает сущ­ность данной социальной силы». (7)Всех старшеклассников тогда задолбали «классическим определением типического по Маленкову», мы, конечно, знали его назубок.

(8)А в нашем классе перед самым окончанием школы случился род загадочного поветрия, возникшего в связи со странной особенностью нашего учителя физики. (9)3адавая уроки на дом, он всегда почему-то произносил фразу: «За­дачки будут разные: одна на сообразительность и две на подстановочку»... (10)Это слово «разные» подхватил кто-то из наших ребят, который стал каждый раз переспрашивать: «Евгений Евгеньевич! А задачки-то будут разные?» (11)«Разные», — простодушно подтверждал Евгений Евгень­евич и недоумевал, почему при этих словах весь класс пока­тывается со смеху. (12)Потом и другие учителя столкнулись с загадочным феноменом: 10 «Б» начинает хохотать, как только услышит на уроке слово «разное». (13)На какое-то время это слово стало своеобразным паролем класса, его тайной, в которую не был посвящен никто, кроме нас.

(14)На экзамене по литературе мы сидели на задней парте с Юрой Карпухиным, ожидая своей очереди тянуть билеты. (15)Юра был плотный, молчаливый, физически очень креп­кий парень с задумчивым взглядом и изредка пробегавшей по лицу глумливой ухмылкой. (16)Учился средне, в спорах и разговорах не участвовал, но считался анархистом на том ос­новании, что на обложке его табеля аккуратным почерком были выведены три фразы: «Анархия — мать порядка», «Анархия — нет слаще слова, нет чище мысли» и почему-то «Лапа класса лежит на хищнике — Лубянская лапа ЧеКа»...

(17) Слушая, как экзаменационная комиссия допекает наших однокашников «классическим определением типиче­ского по Маленкову», Карпухин, вдруг наклонившись ко мне, сдерживаемым баском спросил меня:

(18)  — А мог бы ты, Гера, дать классическое определение разного? (19)Я, конечно, не мог. (20)И тут Юра произнес чеканную фразу:

(21)  — Разное — это то, что с наибольшей полнотой ха­рактеризует данный объект!

(22) Меня тогда поразила эта запомнившаяся мне на всю жизнь формулировка. (23)Я всегда чувствовал в ней какую- то не осознаваемую мной глубину! (24)И только сейчас, чи­тая Вашкевича, я понял: в 1953 году десятиклассник Юрий Карпухин дал классическое определение ничему другому, как информации — различий, наиболее полно характери­зующих данный объект!

(25)Я не знаю, в какой институт поступил Карпухин и кем по специальности он стал. (26)Я не знаю, где он сейчас. (27)Но я до сих пор не перестаю дивиться необыкновенным способно­стям Юрия и многих других моих одноклассников — выпуск­ников обычного класса обычной московской средней школы.

(По Г. Смирнову )